Публикуем письмо нашей подписчицы, посвященное предстоящей прямой линии Президента России:
…А вы знаете, я бы тоже задала вопрос Путину. Даже не вопрос – вопросы.
И первым из таких вопросов стал бы такой: почему, Владимир Владимирович, я не могу вас ни о чем спросить?
Да, не могу. Потому что инвалидам до власти достучаться можно только во время избирательных кампаний, когда на нас льются ушаты лицемерной заботы и сбивает с ног шквал предвыборных обещаний.
Но депутаты фотографируются с нами раз в четыре года, а вопросы возникают изо дня в день. А после выборов все затихает и мы снова погружаемся в информационную пустыню. Хотя многое, очень многое, мы, люди с ограниченными возможностями, хотели бы у вас спросить. Но не можем.
Знаете, почему?
Потому что темы, которые интересуют инвалидов, почти никто не мониторит. А добраться до места, с которого транслируется «Прямая линия» с Вами, мы не имеем возможности. То есть теоретически такая возможность есть, двери «Прямой линии» никто перед инвалидом не закроет, но на практике нам не то, чтобы доехать до этого места – выйти из квартиры, и то сложно.
Не буду здесь лишний раз рассказывать о перилах и пандусах – все и так знают, что в городах их не хватает, а в селах они отсутствуют в принципе. Но замечу, что даже при наличии этих вспомогательных площадок больше одного-двух кварталов инвалиду все равно не преодолеть в одиночку. А сопровождающего, готового потратить на тебя день (да даже и полдня) только для того, чтобы ты мог что-то спросить у своего Президента, еще нужно найти.
И вот тут мы подкатываем на своей инвалидной коляске к главному вопросу, который я хотела бы, но не имею возможности вам задать, Владимир Владимирович.
У нас в стране выплачивается два вида пособия по уходу за инвалидом: 10 тыс. руб. в месяц тем, кто заботится о несовершеннолетнем и 1200 руб. – тому, кто взвалил на себя заботы о нетрудоспособном взрослом. В чем сакральный смысл и доказуемость логичности именно такого распределения пособий - никто из нас объяснить себе не может.
Иногда в собесе кто-нибудь пробормочет, пряча глаза, что, мол, ухаживать за ребенком не в пример труднее. Готова поспорить. Ребенок, даже если он с рождения инвалид, все равно остается ребенком. Он не знал другой жизни, он пока еще плохо или не до конца представляет себе, каких возможностей, каких ощущений лишили его люди или судьба.
Живое воображение, свойственное растущему существу, никуда не делось от ребенка, его еще не покинули надежда и жажда жить. Ничего этого нельзя сказать о взрослом инвалиде, которому есть, с чем сравнивать свое нынешнее незавидное положение, жизненные ресурсы которого близки к полному истощению, а к его «инвалидским» проблемам со здоровьем присоединяются возрастные недомогания.
Так почему же уход за нами «стоит» в восемь с лишним раз дешевле, чем за ребенком? И много ли находится желающих помогать инвалиду за такие деньги? Как вы думаете, господин Президент? Вот видите, сколько вопросов.
Конечно, мне могут возразить, что ухаживают за инвалидом в большинстве случаев родственники – так а что, если ты родственник, то автоматически обретаешь способность существовать на 1200 рублей в месяц?
Ведь в большинстве случаев находиться при немощном больном человеке нужно 24 часа в сутки. Будь ты хоть трижды примотан к близкому канатами родственных привязанностей и милосердия, но, соглашаясь на пособие в 1200 рублей в месяц, ты ставишь себя в зависимость от своего же подопечного, который, как ни крути, теперь вынужден содержать на свою пенсию и себя, и того, кто за ним ухаживает.
Разве это справедливо, Владимир Владимирович? А ведь наши близкие и родные вовсе не готовили себя к такой жизни.
До того, как начать дежурить у нашей постели, у каждого из них были свои планы, мечты и привязанности. Как вы думаете, прибавляют ли нам, инвалидам, здоровья мысли о том, что теперь самые дорогие нам люди отказались от своих проектов и грез ради нас – тех, кто уже никогда не встанет на ноги?
Со многими из них мы состаримся вместе, а что станет с ними, когда нас не станет? С ними – уже немолодыми людьми, растерявшими здоровье и навыки по своей основной специальности?
Подумайте об этом, Владимир Владимирович. Я так вижу, что об этом больше некому подумать...
